Одна моя клиентка как-то, когда у нас с ней зашел разговор о принятии себя, так определила для себя, что это такое:
Принимать себя – это значит сочувствовать себе, поддерживать себя, давать себе уверенность. Принимать себя – это означает нравиться себе, когда что-либо не получается, это означает отсутствие желания изменить себя, а напротив, присутствие радости, что всю оставшуюся жизнь ты проведешь вот с этим прекрасным человеком – с собой такой вот, а не какой-либо другой.
Спрашиваю:
- Как это происходит у тебя, как ты это осуществляешь?
Отвечает:
- А никак. Я себя критикую, я злюсь на себя и желаю себя изменить. Такая, какая я есть, я сама для себя неприемлема, невыносима. Я не нравлюсь себе, когда у меня что-либо не получается, и когда я думаю, что мне с собой вот такой придется прожить всю оставшуюся жизнь… ну уж нет – уберите это, дайте мне другое.
***
Я предлагаю поразмышлять о том, а что же стоит за принятием или непринятием себя, что стоит за критикой и желанием переделаться, каково значение этой позиции самопеределывания во внутреннем опыте человека?
И я попробую исследовать этот вопрос в порядке самонаблюдения и описать так, как я нахожу это у себя.
***
Вот я сделал нечто, результаты чего мне не нравятся. И начинаю критиковать себя. Вопрос, который сразу возникает: когда я критикую себя, то кто критикует? Второй вопрос: кого критикует тот, кто критикует? Такое ощущение, что есть некто главный, некий управляющий, который знает, как должно быть, и есть тот, кто служит на посылках у этого управляющего – тот, кто должен исполнять его повеления – некий слуга. Когда повеления исполняются неточно, то управляющий недоволен слугой и начинает его критиковать, а то и наказывать. Когда повеления исполняются точно и как надо, тогда.… О, тогда все лавры управляющему – он молодец! И имеется еще и третий вопрос: что бывает тогда, когда управляющий критикует и наказывает своего слугу?
Попробуем разобраться с этими вопросами.
Итак, кто этот всезнающий умник и с какой колокольни он оценивает и управляет? И кто же такой этот исполнитель?
На счет этого всезнающего управителя, как будто все более-менее ясно: по всей видимости, это тот, каким я себя знаю. Ведь в моем самоощущении имеется ощущение того, что вот есть я, Виктор – я живу, действую, принимаю решения, я учусь, я совершаю ошибки… Стоп. Я совершаю ошибки? Я, Виктор? А кого же я тогда ругаю, критикую? Хочется сказать, что себя – Виктора. Но… кого это – «себя-Виктора»? Этот вопрос не так уж прост. Мы так легко говорим о том, что ругаем или критикуем «себя» только потому, что не особо задумываемся над этим «себя». А ведь в действительности, по отношению к самому себе ничего сделать нельзя (!) так же, как рука не может схватить сама себя, как нога не может наступить сама на себя, как глаз не может увидеть себя. Все, что мы можем делать и делаем, мы можем делать только с чем-то другим, относительно чего-то еще, относительно некой внеположенности – что может являться «нашим» или «не нашим», но никак не «нами». Поэтому, когда я говорю, что я-Виктор критикую себя-Виктора, здесь нет никакой ясности – кого это «себя-Виктора» я критикую?
Например, я знаю, что мои родители долго думали, как же назвать меня. Меня! Это значит, что я уже был, а имени у меня еще не было. Так кто был? Кто был до того, как ему придумали имя, кто был до того, как он узнал, что он Виктор?
И до этого времени этот кто-то жил как-то и выживал. И вполне успешно. Не зная, что он Виктор, а до поры – и вовсе без имени (то есть никакого Виктора еще вовсе не было, а он уже был и жил).
Но давайте все же сначала остановимся на Викторе. Кто такой этот Виктор? Виктор, как я сказал ранее, – это тот, каким и кем я себя знаю. А знаю я о себе, если в нескольких словах, вот что: мне 38 лет, мое имя по паспорту Виктор Владимирович Ляшенко, у меня 2 высших образования, работаю я психологом, я автор одной книги, пары стихотворных сборников, некоторого количества статей и пр. Впрочем, уже здесь есть небольшая ошибка, на которую часто указывает психотерапевт Михаил Львович Покрасс в беседах со своими клиентами. Михаил Львович на своих «марафонах», в радиопередачах довольно часто проводит некий «сократический диалог», помогая людям увидеть существо этой ошибки отношения к самим себе. Однако я не буду его буквально цитировать, а попробую описать ситуацию подобной ошибки на своем примере:
Если быть не столь поспешным в умозаключениях, а всерьез подумать о том, сколько мне на самом деле лет, то выйдет, что Виктору-то лет чуть меньше, чем… мне. Виктор – это кто-то, кого я знаю лет с 2-3-х. Если быть точным, то первое смутное воспоминание о себе у меня имеется где-то в возрасте 2,5 лет. Стало быть, Виктору во мне от силы 36 лет. А мне… тому, кто был еще до Виктора, как минимум 38 лет… плюс 9 месяцев внутриутробной жизни. Но и это еще не весь возраст меня. Ибо нельзя списывать со счетов также и весь мой род, живым результатом которого я являюсь (мой род во мне неявно содержится, в моей плоти и крови), а также все человечество, ибо именно в человечество вписан мой род и из него исходит, да плюс само вещество моего тела, которое представляет собой ту же самую материю, из которой состоит всё во Вселенной, вплоть до звезд далеких галактик, и возраст этой материи 13 млрд. лет (это не мои фантазии, а физические законы сохранения материи и энергии – материя, из которой все мы созданы, образовалась при возникновении нашей Вселенной, и было это, по современным представлениям, 13 млрд. лет назад).
Но и на этом мы также не можем еще остановиться. Все эти подсчеты очень полезны и много чего дают для понимания, однако они есть знание, которое может у нас быть, а может и не быть: мы можем иметь его в виду, а можем и не иметь в виду, так как это знание о нас есть знание историческое – знание, внеположенное нам, внешнее, по отношению к нам. А в моем (и каждого из нас) переживании нет никакого исторического знания, как и самой истории вообще – мы, люди, существа не исторические, внеисторические и вневременные. Каждый из нас в своем собственном переживании себя вечен, и естественно вечен. Ведь, согласитесь, никто из нас не знает такого своего существования, в котором его бы не было. Для нас, в нашем переживании, которое вне привнесенного в нас теоретического знания о мире, о времени, об истории, нет никакой истории и нет никакого времени – для нас есть только вечно длящееся наше существование, в котором мы никогда не рождались из небытия и никогда не умираем в небытие, а лишь – вечно Есть. В том осознавании себя, в котором мы способны видеть эту всегдашнесть самих себя, мы выходим за рамки своей личностной представленности (в которой мы знаем себя какими-то, имеющими некое имя, фамилию и прочие атрибуты общественной жизни). И в этой внеличностной представленности самим себе – мы вечны. Мы для самих себя – существа вечные, всегдашние – мы не знаем иного своего состояния, кроме состояния Жизни! И по сути каждый человек рождает себя сам: существующее (уже) Я воплощает себя в Мире в конкретном человеке, который рождается конкретными родителями. (Ибо только уже существующее качество может родить нечто, соответствующее себе! Поэтому, чтобы что-то родилось, необходимо, чтобы оно уже было до своего рождения). Ведь рождается-то человек, а воплощается Я. Каждый из нас бесконечно младше и меньше самого себя.
Итак, умный и образованный Виктор, тот, который считает себя главным управляющим, знающим, решающим, делающим и живущим, как минимум на 2 года и 9 месяцев младше меня, а как максимум – на 13 млрд. лет + вечность...
Младше кого меня?
Того меня, который пришел через маму с папой, которого они родили и вырастили, того меня, который чувствует, который хочет или не хочет, того меня, которому хорошо или плохо.
И вот здесь стоит вспомнить тот вопрос, который мы задавали выше: что бывает тогда, когда управляющий критикует и наказывает своего слугу? То есть, проще говоря, когда я себя критикую или наказываю, каково мне? И здесь я могу заметить, что когда я критикую себя или наказываю, я чувствую себя плохо!
Критикует уже понятно кто – всезнайка Виктор, у которого 2 высших образования, а потому он считает себя очень умным. А вот кому это мне плохо? А плохо тому, кто может чувствовать, что ему плохо или хорошо. А кто это может чувствовать? Да тот, кто всегда чувствовал, даже тогда, когда Виктора еще и в помине не было, а он уже жил, хотел, выбирал, и как-то себя проявлял.
Что же у нас получается? Умник Виктор, которому без году – неделя (каких-то 36 лет), учит, строит, говорит как, куда и зачем жить тому, кому по самым скромным меркам – 13 млрд. лет, кто РОДИЛСЯ И ЖИВЕТ, кто ХОЧЕТ, кто ДЕЛАЕТ, кто ПРОЯВЛЯЕТ СЕБЯ – кто ЕСТЬ. Зачем он родился (то есть воплотился), куда живет, что хочет? Разве он родился ради Виктора и его руководства? Разве до того, как этот Виктор появился, у этого ЖИВУЩЕГО не было смысла жизни, он ничего не хотел, он ничего не делал и выжить не умел? А если бы Виктора не случилось? Ну, например, мне не повезло, и попал я после своего рождения не к маме с папой, а в стаю волков. Ведь тогда Виктора-то точно бы не было, а я все равно бы был! Следовательно, не будет ли вернее предположить, что, напротив – это Виктор был мною создан для того, чтобы помогать мне-живущему, в моей жизни?
В том разговоре с клиенткой, с которого я начал, родилась замечательная метафора. Допустим, есть корабль. Добротный такой корабль, выпущенный на судостроительном заводе. И вот этот корабль, который уже способен плыть, наделяется системой навигации, а также экипажем во главе с капитаном – для управления этим кораблем. Хочется оговориться, что метафора эта, конечно, не совсем точна, поскольку живое, которое имеет в себе источник своего движения, то есть источник своей жизни, мы пытаемся представить через вещь, через предмет, который не имеет своей самостоятельной жизни. И тем не менее, я предлагаю совершить такой мысленный эксперимент и представить, что наш корабль как будто бы живой, то есть имеет в самом себе некие хотения. Эти хотения корабля можно в каком-то смысле представить через его кораблиное предназначение – этот корабль «хочет» плавать в океане.
Понятно, что управляющая система корабля не существует сама по себе (она не имеет смысла без корабля), и более того, в своем управлении она не может исходить только из своих предпочтений: «Ах, какие прекрасные яхты плавают по реке! А и мы поплывем!». Ведь корабль наш предназначен для плавания в океане, и в реке он на мель сядет. То есть, если продолжить эту метафору, оживив наш корабль, то у нас выйдет, что у корабля есть свое предназначение и свои желания – плавать в океане. И естественно, что существует он не для системы управления, а она должна обеспечивать его выживание на морях-океанах, в которых он хочет плавать. И если ему капитан поставит искусственную цель, не свойственную ему (что означает – не его цель, не для него и не про него), то он очень скоро износится, да и вовсе жизнь его может довольно скоро оборваться на какой-нибудь мели…
То есть теперь мы можем понять, что те цели и смыслы, которые у нас имеются, не могут быть умозрением нашей личности под названием, допустим, Виктор. А это Виктор, как моя в некотором смысле обслуга, создается и обучается мною для того, чтобы я хорошо жил, успешно достигал своих смыслов и целей.
И теперь давайте вернемся к тому вопросу, о котором я уже дважды упоминал выше – вопросу о том, что во время критики Виктора мне становится плохо. Вот ведь какая занятная вещь получается: Виктор не доволен тем, что он неправильно что-то сделал (то есть понятно, что этим «система управления» ищет ошибку и пытается ее устранить), и начинает критиковать… как бы себя… то есть как будто бы его критика служит благим целям – целям совершенствования действий… но плохо-то становится мне! А значит, что во время этой критики происходит что-то не то. Когда я говорю себе: «Ах, ты этакий-разэтакий, куда же ты смотрел, да как ты мог, да ты такой-сякой…», - то разве я этим совершенствую какие-то свои действия? Я лучше понимаю существо своей ошибки? Я знаю, как мне ее исправить? Ничуть. Я лишь наказываю себя. А кого это себя? Так себя-живущего. Больше-то некого!!! Виктора нельзя наказать (тем более, в связи с тем, о чем мы уже говорили выше: делать что-то можно всегда относительно чего-то другого, поэтому, критикуя «себя», Виктор критикует не себя, а… меня)! Виктора нельзя поругать, ему не может быть плохо. Почему? Да потому, что у нас ведь не много каких-то живущих в нас, нас. Мы – это цельность – я живой. Поэтому все действия «управителя» (Виктора) имеют отношение только к одному «месту» - ко мне-живущему. А Виктор – это не я, не тот, кто живет, не тот, кто хочет, не тот, кому может быть плохо. Плохо может быть тому, кому может быть плохо, а это тот, кто может хотеть и жить. И мы уже поняли, что это живущее и тот, кем я себя знаю в своей социальной жизни – не одно и то же.
Тот, кого я в себе знаю под именем Виктор – это лишь мой «социальный механизм», которому не может быть ни плохо, ни хорошо. Поэтому, когда мы ругаем себя, критикуем, наказываем, мы ВСЕГДА наказываем именно себя, того, кто никогда не может быть подвергнут никакой оценке и никакому осуждению. Почему? А кто осуждает и оценивает??? Оценивает Виктор – социальный механизм. А как социальный механизм может оценивать меня-живого? Он мена не рождал, не учил, он не знает, зачем я родился, он не знает, куда я иду… Он – моя (созданная мною!) система навигации, которая призвана обеспечить мне успех, более эффективное выживание и достижение мною моих целей. Инструмент не может быть судьей того, кто этот инструмент создал и использует!
Отсюда вывод: я никогда не имею права сказать себе, что я какой-то не такой, что мне нужно как-то там измениться и подвести себя под какие-то параметры и критерии. И если и возможна какая-то «оценка» меня, то оценка меня может быть одна единственная – Я ВСЕГДА ХОРОШИЙ! Просто потому, что не существует ничего, что могло бы меня как-то оценивать и критиковать. Это не в компетенции того, что может выносить оценки! Оцениваться может только то, что СДЕЛАНО! А то, что рождено… никак не может быть оценено.
Следовательно, когда вопрос ставится о том, что была допущена какая-то ошибка и ее нужно исправить, то, в первую очередь, стоит сказать самому себе (для профилактики, дабы не было соблазна начать себя ругать) – «Я хороший! Витя хороший». А потом уже смотреть, где и в чем была допущена ошибка. Тогда ее гораздо легче и обнаружить, и исправить, потому что, во-первых, мой жизненный тонус не снизился из-за того, что я себе перекрыл кислород своей ненавистью, а напротив, я себя поддержал; а во-вторых, в этом случае мне не нужно защищаться и оправдываться (от своих же нападок), я начинаю заниматься делом – искать ошибку и исправлять ее. Тогда я могу совершенствовать свои действия, свои способы проявления себя, пути самоосуществления – когда мне не нужно бороться с самим собой, строить себя и к чему-то принуждать.
Поэтому, когда имеется желание переделывать себя, совершенствовать себя, а не свои способы жизни, то стоит вспомнить о том, что не я-умный и знающий себя родил, а значит, стоит обратить внимание не на то, что во мне не так и что нужно изменить, а на то, что мне в себе неизвестно. Потому, что это именно оно – мне неизвестное, бывшее задолго до меня-знающего, - живет и осуществляет себя. И если у меня что-то как-то не так получается, то, скорее всего, потому, что я слишком убежден в том, что я что-то уже знаю о себе и своей жизни, о том, как, зачем и куда мне нужно жить. М.К. Мамардашвили по этому поводу (по поводу знания, которое делает невозможным познание неизвестного) хорошо писал: «Это то, что тот же Кьеркегор называл <…> смертельной болезнью. Что это – смертельная болезнь? Знание, предварительное знание. В том числе мое уверенное знание о самом себе: каков я, что мне надо, в каких условиях и как я могу себя уважать. И каков должен быть мир, в котором я мог бы достойно жить, в котором выполнялся бы мой образ. Потому что мир должен функционировать так, чтобы в нем могло жить такое «я», которое я мог бы уважать. Смертельная болезнь – потому что здесь некоторое «я» выступает как сам собой действующий механизм. Такой же смертельной болезнью – в отличие от того, что ты делаешь только сам (понимаешь или умираешь, идя только из своей темноты), – может быть представление или знание о некоторых самодействующих социальных механизмах. Например, история есть смертельная болезнь – механизм истории» (Мамардашвили М.К. «Психологическая топология пути»).
Когда я себя знаю, а потому не пытаюсь узнавать себя-неизвестного, тогда сам себя не слышу и не обращаю внимания на себя – на то, кто я есть, на то, зачем я есть и куда мне нужно: куда мне хочется, куда хочется той жизни, которая во мне бурлит? И если у меня что-то выходит как-то совсем не так, как я задумывал, то, вполне возможно, причина в том, что я пытаюсь опираться на некие внешние по отношению ко мне вещи, которые могут быть лишь помощниками мне-живому, а не указками.
Кроме того, если говорить об оценивании, то действительно оценивать может именно тот, кто живет и хочет (а не тот, кто знает), и оценивание это проявляется в тех чувствах и в тех состояниях, которые мы испытываем. Наше тело и наши чувства – вот оценщик верного и неверного, правильного и неправильного. Ибо всегда, когда мы совершаем что-то действительно верное, нужное нам, осмысленное для нас, тогда у нас прибывают силы, мы наливаемся жизнью и радостью. Вот это и есть оценка верного для нас. Когда мы «сдуваемся», теряем силы, тогда, скорее всего, мы «желаем» что-то не то, идем не туда и не за тем.
Решать и оценивать может только я-живой-и-желающий (и у меня нет имени), а я-знающий (по имени Виктор) может только исполнять и обучаться быть более эффективным, умелым в исполнении нужного мне. И тогда принятие себя становится вполне естественным отношением к себе, ибо, если я понимаю, что «во мне» я-живущий есть смысл и основа моей жизни (здесь я говорю довольно невнятно, поскольку не совсем верно говорить «моей жизни» и «во мне», когда речь идет обо мне-живущем, ибо, я – это и есть моя жизнь, и все мое находится именно во мне), то «его» (меня) некому, незачем и нечем оценивать, некому не принимать и критиковать. Стало быть, никакая критика себя невозможна.
И если я желаю совершенствовать свои способы действия, то ради них мне не нужно и просто бессмысленно критиковать «себя Виктора». Никому же не придет в голову критиковать топор, станок, компьютер… Это инструменты, а инструмент, если он в чем-то непригоден для эксплуатации просто нуждается в доработке: топор – в заточке, станок – в наладке, компьютер – в настройке. Ибо если я критикую Виктора, то это значит (я повторюсь), я наказываю себя (а не того, кого хотел – Виктора), наношу себе вред и не достигаю желаемого. А кроме того, это просто бессмысленно, так как инструмент необходимо налаживать, а не ругать.
Как же наладить мне свой инструмент? Самосовершенствованием? Но тогда ведь я снова скатываюсь туда же, откуда только что выбрался. Как же быть?
На мой взгляд, самосовершенствование состоит не в том, что я стараюсь себя привести в некий должный вид или состояние, а в том, что я (Виктор) обращаю внимание на себя-живого и начинаю прислушиваться к себе: относиться со вниманием, как к дорогому человеку, как к тому, кто очень нужен, кто очень любим и важен для меня. Из того, что я лучше узнаю себя-настоящего-живого, находясь в контакте, в связи с самим собой, я лучше чувствую свои настоящие желания. А значит, я начинаю делать то, что мне действительно нужно, когда нужно, как нужно. Ошибок становится меньше, а я становлюсь счастливее. Причем лучше, «счастливее» становится именно мне, а не Виктору! Виктор не может быть счастливым или несчастным, а я могу.
***
И в связи с обсуждаемой темой хотелось бы сказать еще пару слов о том, как мы выбираем свои цели, как их ставим и достигаем. Часто вопрос о достижении своих целей ставится в плоскости: «Как мне достичь то, что я хочу?» или «Что мне нужно делать, чтобы достичь желаемого мною?».
На мой взгляд, это не те вопросы, которые нуждаются в решении. Это вопросы преждевременные, если не сказать более жестко – бессмысленные. Потому что, когда вопрос ставится таким образом, когда человек переживает остроту именно этого вопроса, восклицая: «Ка-а-ак мне достичь того, чего я так хочу?!» - тогда вероятнее всего, что проблема состоит вовсе не в том, что человек не может найти способы осуществления своего желания, а в том, что он вовсе не знает, чего и зачем он хочет – то, что он хочет, это не то, что ему действительно нужно, необходимо, это не есть его настоящее желание, это что-то придуманное, что-то чуждое ему, но засевшее в его сознании, как прекрасный образ счастья. Не в том проблема, чтобы ставить цели и достигать их, а в том, что мало кто знает, чего он действительно хочет, что действительно нужно! И так легко пойти за общественным мнением и предать себя, соврать себе, поставив ложную цель.
И тогда, даже если человеку удастся достичь желаемого (сейчас этому вполне успешно учат на различных тренингах постановки целей), то ведь нередко выясняется, что желаемое оказалось не таким уж и желаемым, радость достижения и обладания быстро проходит, а то и вовсе не чувствуется.
Когда человек задает вопрос: «Что мне делать?» - то он задает не тот вопрос. Настоящим же вопросом будет: «Что я хочу?» - ответ на который можно найти не столько путем пристрастного допрашивания себя, сколько путем внимания к себе – об этом мы как раз говорили выше.
Когда человек чувствует свое желание, как внутреннюю необходимость: она его заводит, наполняет и дает смысл существования, - тогда вопросы «как?» и «что?» решаются походя – решения о конкретных путях достижения приходят изнутри – сила желания так движет, что человек ею (своей силой желания, своей потребностью) видит и находит в мире все, что ему нужно для достижения цели. Тогда вопросы «как?» и «что?» не мучают, они ставятся в неком техническом порядке, и так же технически находятся ответы. В них тогда нет никакой психологической проблематики, никакой внутренней трудности, которая всегда слышится в эмоционально заряженном восклицании человека, зашедшего в тупик: «Что мне делать?», «Как мне поступить?».
Нужно учиться доверять себе – только я сам знаю, что нужно мне. Никакие книжки, психологи, астрологи и ясновидящие оракулы мне это не подскажут. И даже не потому, что у них не может быть такого знания, а потому, что их знание обо мне – это знание об объекте. Их информация не будет для меня внутренней правдой, ибо она рождается только через опыт (через проживание), а опыт рождается в открытости самому себе. Умение слышать себя и идти за собой есть главная наука в умении быть счастливыми.