Пришла беда - открывай ворота

 

 

Ответ этой женщине я хочу сделать открытым (с ее разрешения), поскольку поднятый ею вопрос, как мне кажется, является важным для многих.

 

Здравствуйте, Лайла. Я не хочу оспаривать мнение о том, что некое несчастное событие открывает какой-либо тоннель в мир темных сил – мне об этом не очень известно. Быть может, это и так.

Моя мысль движется немного иным путем.

 

Что мне может дать такое видение ситуации, в которой нечто происходит помимо меня, и притом – собирается и далее так же без меня происходить? Если  несчастье само нечто приоткрывает, то оно (несчастье) есть не некое следствие моих действий, а некая внеположенная мне сила – Несчастье, которое само решило происходить и что-то там приоткрывать. А я тут ни при чем. Это Несчастье происходит вне меня и без меня, но по мою душу и мною, то есть оно в некотором смысле живет меня, использует меня для целей своей жизни. При этом действие Несчастья таково, что оно приоткрывает тоннель в мир темных сил, которые, уже в свою очередь, обрушиваются на меня.

Где в этом описании я? Меня здесь нет. Здесь другие Действующие лица: Несчастье, приоткрывающее тоннель в мир тьмы, и Тьма, которая обрушивается на меня и что-то со мной делает. Что мне может дать такое описание, в котором все происходит без меня, а я – лишь нечто страдательное, которое как-то используют какие-то силы?

Даже если представить, что это так (по поводу открытия тоннеля), то чем это видение действительности полезно для меня, если я здесь бессилен? Если такое представление не помогает мне выживать, то какой для меня смысл в таком представлении, будь оно хоть 100 раз верным? Хотя именно в этом случае – если оно не помогает мне выживать – можно усомниться в верности такого видения. По моему мнению, верное видение действительности – это такое видение, которое помогает мне жить, и именно в силу того, что мое видение соответствует действительности. Тогда я точен и успешен в своих действиях. Стало быть, если что-то увеличивает мою силу, успешность, точность, то оно и приближает меня к действительности.

Поэтому о вышеописанном представлении несчастья  я сказал бы, что такое представление для меня вредное и опасное, ибо делает меня беспомощным, слабым, и главное – оно отрицает вообще мое существование, ведь в этом случае живу не я, а Несчастье и Тьма.

 

На описанную вами ситуацию, когда пришла одна беда, а за ней – другая, третья и т.д.,  я бы посмотрел иначе и выделил бы несколько возможных причин «множественности несчастья».

Сначала я усомнился бы в том, насколько оно множественно. Действительно ли я испытываю кучу бед, и за одним несчастьем идет другое так, как это мне представляется?  Не нагнетаю ли я сам обстановку так, что мне начинает казаться, будто весь Мир ополчился против меня и пытается меня убить или как минимум – навредить? Не есть ли то, что сегодня я замечаю несчастья, следующие одно за другим, следствие того, что я обращаю внимание на те неприятности, которые вчера меня бы мало тронули – я отнесся бы к ним, как к рядовым делам? А сегодня это для меня уже не просто дело, а целая досада. И тогда я переживаю несчастье, которое для меня, конечно же, реально, в том смысле, что я его переживаю, но оно не реально в смысле того, что оно действительно есть. Это та кажимость, которая объективна, по выражению Гегеля.

Проще говоря: разве тогда, когда мне плохо, когда я занят весь какой-то заботой, разве не начинает весь Мир видеться мною через эту мою заботу, через эту мою боль и несчастье? И тогда все окрашивается в ее цвет, тогда я везде нахожу нечто особенно неприятное для меня, особенно досадное и восклицаю: «О-о-о! Как все плохо! Пришла беда – открывай ворота!».

Затем я подумал бы так: а разве тогда, когда мне плохо, когда я занят весь какой-то своей заботой, не нахожусь ли я в таком особом озабоченном состоянии, в котором я не замечаю происходящего вокруг меня и из-за этого создаю такие события, которые являются для меня отнюдь не радостными? Например, поглощенный тягостными думами по поводу расставания с любимой, я могу забыть выключить утюг, чем создать опасную ситуацию пожара. Потом, переходя проезжую часть дороги, я могу задуматься о своих неприятностях и не обратить внимания на светофор, не заметить едущего автомобиля… Мои несчастья начинают множиться. И если я думаю о кознях темных сил, то я остаюсь в своих несчастьях ни при чем, и мне ничего не нужно менять, не нужно разрешать, ведь причина их как бы не я…

И при этом я все же как-то отношусь к этим несчастьям своим, я что-то о них думаю, ведь я же хочу, чтобы их не было. Я ищу выход, ищу причины.… И в этом случае во мне громко звучит: «за что мне все это?»,  «я не виноват!», «сколько же это будет продолжаться?!» Как будто меня кто-то наказывает за что-то, как будто кто-то меня в чем-то обвиняет и замышляет недоброе, решив доконать меня… И в том разрыве с любимой, скорее всего, виноват тоже не я. Ведь я такой хороший, я такой лапочка, а если что и делаю в какое-то время не по совести или не совсем верно, ошибаюсь, так это же меня вынудили к этому или не научили (те, кто должен был научить).

В общем, я не виноват, это жизнь такая, люди такие, время такое, страна такая...! Я нахожу себе оправдания…

 

 

Но… когда я нахожу себе эти оправдания (а я их непременно найду, если они мне нужны!), становится ли мне легче жить, уменьшаются ли мои несчастья? Несчастья мои естественным образом только множатся, ведь причины их я всегда вижу вне себя, а если они вне меня, то с чем же мне нужно тогда иметь дело и зачем? Это нужно измениться тому, что/кто повинен в этом. А «они» меняться не собираются, да и с какой стати, это же мне что-то мешает, а не «им». И значит, причины моих несчастий никуда не деваются и порождают одно следствие за другим. Мои несчастия множатся…

Причиной же того, что беды размножаются и въедаются в тело моей жизни, как плесень, причиной того, что  «беда не приходит одна», для меня (и в моем понимании) является то, что я не хочу видеть того, в чем может быть моя ответственность, или другими словами: я не хочу знать – что именно зависит от меня в том, что со мной происходит, и от чего именно завишу я?

Ведь, если  хотя бы что-то от меня зависит и если я от чего-то завишу, то не разумнее ли мне заняться моими отношениями с этим, а не сетовать на не зависящие от меня обстоятельства? Хотя бы потому, что если нечто в моей жизни от меня никак не зависит, то это значит, что я с этим не состою ни в каких отношениях и я его не учитываю в своем существовании. Проще говоря – его для меня нет. А если оно для меня есть, то есть и то, что от меня зависит, есть и мое к нему отношение, и вот именно оно и определяет характер того, каким оно будет для меня – «добрым» или «злым».

 

 

 

 

 

Я не могу отменить Зиму (это от меня не зависит), но я могу учесть то, что она есть и являет себя в моем Мире так, как являет, а если я это учитываю, и учитываю важность в моей жизни Зимы, то я соответствующим образом к ней готовлюсь, одеваюсь, утепляю свой дом и пр. (это от меня зависит). Зима для меня  существует, а значит, у меня есть отношение к Зиме и, следовательно, есть и то, что от меня в отношениях с ней зависит!

Если от меня не зависит, попаду ли я под колеса автомобиля, переходя дорогу, то мне разумнее вообще не выходить на дорогу. А если это от меня в какой-то степени зависит, то мне полезно понять – в какой именно, и через это обрести СВОБОДУ ДЕЙСТВИЯ! Моя свобода – в осознанной мною и принятой мною мере моей зависимости от чего-то! Моя свобода не в независимости от чего-то, а в характере связи с ним.

Если от меня не зависит ничего в моей жизни, то у меня нет никаких отношений со своей жизнью и самим собой, и это значит, что я не живу, меня нет.

Если я от чего-то не завишу… Психотерапевт Михаил Львович Покрасс в этой связи приводит простой пример: «Если я от столба не завишу, то я об него стукнусь, а если завишу – то я его обойду».

Даже если говорить о зависимости как болезненном пристрастии к чему-либо, как о моей слабости, скованности, моей невозможности в связи с чем-то, то причина ее именно в том, что я отвергаю и не учитываю свою зависимость от той действительности, в которой я нахожусь – я хочу жить вне ее, наперекор ей. Когда мы говорим об обретении своей «независимости», психологически это означает то, что мы хотим (не задумываясь об этом) стоять как бы вне связи с чем-то, как бы отдельно. Зависимость как мое болезненное пристрастие, как моя неспособность обеспечить себе радость (моя зависимость от источника радости) означает как раз то, что я не хочу признавать существующие взаимосвязи. Эти действительные взаимосвязи налагают некие ограничения на мое существование и предполагают некую мою ответственность: мои выборы и решения непременно определяют следствия, а я не хочу признавать, что я своими действиями сам часто делаю себе хуже. Я игнорирую свои настоящие жизненные связи, я игнорирую свои нужды, самого себя и те силы, которыми я обладаю, они для меня неведомы; я игнорирую те настоящие взаимосвязи, которые имеются в моей жизни, и тогда я ищу нечто дополнительное, нечто ненастоящее, нечто особенное и специальное вне себя, которое мне поможет, и становлюсь от него зависимым. Болезненная зависимость как некая моя невозможность имеет своей причиной именно отказ мною замечать мою действительную зависимость, признавать ее, учитывать ее, использовать ее как свою опору.

Надо понимать, что, живя в мире, мы все все-таки зависимы от условий нашего мира. Но эта зависимость означает лишь то, что ВСЕ НА ВСЕ ВЛИЯЕТ, она означает то, что Я СВЯЗАН с тем, что меня окружает: Я ВЛИЯЮ НА МИР, и МИР ВЛИЯЕТ НА МЕНЯ. Мы с ним зависимы друг от друга, то есть неразрывно связаны. Столб, который я не хочу заметить, влияет на меня, я врежусь в него, если захочу быть независимым от его существования. И столб зависит от меня, ведь и я могу его поломать, в конце концов, а могу беречь и сохранять.

Мне важно не независимость свою найти, не то понять, как быть независимым от чего-то, а понять меру своей зависимости – от чего именно, как именно, насколько именно я завишу? Другими словами, это значит – определить, как я связан с этим, в каких я отношениях с чем-то и какое мое отношение к этому?

Если я хочу быть независимым, то это значит, что я хочу быть одиноким, хочу не замечать ничего вокруг, хочу не считаться с Миром, в котором я живу, вероятно, осуществляя принцип «пусть лучше он прогнется под нас» - желание использовать Мир, желание потреблять его и насиловать.

А в такой ситуации неминуемо я сам в своем собственном ощущении, переживании  становлюсь используемым другими людьми и Миром: я просто по-иному не могу воспринимать, ибо мы (человеки) так устроены – если я как-то отношусь к чему-то, то я это же отношение жду и к себе. Даже если в сознательном, своем «официальном знании» я ожидаю от Мира иного к себе отношения. Но бессознательно я готов и ожидаю к себе только такого отношения, какое сам и провожу в Мир. Потому и сказано: «Относитесь к другим так, как хотели бы, чтобы они относились к вам». Поэтому, когда я хочу использовать Мир (то же касается и желания использовать себя!) и в связи с этим переживаю, что меня используют, вполне естественно у меня возникнет и такое отношение к происходящему, что нечто со мной случается помимо меня, я этим не управляю – это нечто внешнее по отношению ко мне (будь то мое самочувствие, настроение, сила, или события, случающиеся со мной и вокруг меня).

И далее я заметил бы в себе следующее:  если я мечтаю о независимости, свободе, то это значит, что окружающий меня Мир я считаю своей тюрьмой, своим рабовладельцем, своим насильником, от которого я хочу освободиться. Мир для меня враг. Я уверен, вы это легко усмотрите в себе, если у вас есть мечты о том, чтобы освободиться от чего бы то ни было (например, от так называемых «негативных» переживаний, от эмоций, от болезней…).

Ну, а если Мир для меня – враг, который меня стесняет и не дает мне свободы, то мне естественно ожидать и того, что откуда-то извне будут приходить ко мне несчастия, и это не так уже и важно откуда: из мира тьмы, из моих не замечаемых мною и нежелательных для меня переживаний или еще откуда-нибудь – важно, что я тут не виноват, а виновато что-то другое, виноват Мир… И теперь у меня нет никакой возможности повлиять на это…

 

К чему я клоню? Я живой, а значит, я завишу от всего, что есть в моем Мире. Если я хочу жить, то я буду учитывать то, что меня окружает, я буду принимать его во внимание и действовать в связи с теми обстоятельствами, в которых я нахожусь. Я живой, и это значит, что есть мои дела и есть следствия моих дел, которые зависят от меня – делающего свои дела.

Другими словами, вопрос сводится к моей ответственности и решимости жить свою жизнь – самому ее жить, не пеняя на то, что кто-то должен был позаботиться о моей жизни, создать мне условия, научить меня, отнестись ко мне, понять меня, полюбить меня… Это моя жизнь. Если я чего-то не понимаю или не могу, если в моей жизни чего-то не хватает, если у меня беды и несчастия, то легче ли мне будет от того, что я кого-то назначу виновником происходящего со мной? Стану ли я от этого счастливей? Научусь ли я жить так, как хочу жить? Обрету ли силу для жизни?

Даже если принять предельную возможность – если все, что происходит со мной, есть карма или судьба. Разве это как-то оправдывает меня, облегчает или снимает ответственность? Ведь и в этом случае вопрос прямо-таки сводится именно к ответственности: то, что со мной сейчас происходит, есть следствие моих поступков в прошлом либо божий суд (судь-ба) моей жизни. Следовательно, вопрос о моих настоящих бедах снова сводится к тому, захочу ли я принять те следствия моих предыдущих поступков, в которых я сейчас живу? Даже если мне и неизвестны причины, это не снимает с меня их авторства! Захочу ли заметить, что я, живя в этом Мире, нахожусь со всем в каких-то своих отношениях? Захочу ли я заметить, что отношения у меня могут быть и с самим собой? В каких я отношениях с собой на самом-то деле сейчас? Захочу ли я заметить, что то, как я живу, зависит от моих отношений и моего отношения* к самому себе, к Миру, к людям, к событиям? Захочу ли я начать замечать и то, что мои состояния – это не нечто постороннее и случающееся во вред мне, не нечто мешающее мне (или помогающее, если говорить о приятных состояниях), а они – это и есть я сам, моя душа. Это она живет, это она настоящая, а не то, что я себе напридумывал о себе и своей жизни. И если мое состояние для меня меняется вдруг, то это, скорее всего, потому, что я не замечал сам себя долгое время, не замечал той внутренней жизни, которая во мне была, игнорировал самого себя, закрывал глаза, как на нечто неважное, досадное, мешающее: ведь я такой деловой и у меня столько важных забот, а что там позывы моей души…  – «некогда, не до этого, мне нужно понять, как мне лучше использовать себя, научиться управлять собой и быть всегда в форме»!

_____________________________

 

* Мои отношения – это совокупность моих связей и их характер (какие они), а  мое отношение – это оценка важности для меня чего-то, которая выражает степень необходимости его для меня, то есть то, как именно оно мне нужно и зачем. Другими словами, мое отношение есть оценка моих отношений.

 

Допускаю, что мои рассуждения могут выглядеть досужими, поскольку беды ведь бывают разными. Например, потеря близкого человека. Я в этом точно никак не виноват, и это от меня никак не зависит, просто есть в мире смерть, и тут ничего не попишешь.

Но в том-то и дело, что тут ничего не попишешь. Да, смерть близкого человека горька, больна, трудна! Но как бы трудна и больна она ни была, смерть при этом естественна, и тут бороться как бы и не с чем, бессмысленно протестовать – протестуй, не протестуй, иначе не будет. Но вот если я буду протестовать и не соглашаться принять это, тогда моя жизнь неминуемо превратится в ад… Да, смерть близких является для нас одним из тяжелейших переживаний, наряду со страхом собственной смерти. Но сама смерть человека, как некое событие «вообще», является ли бедой? Это просто смерть. Бедой она является для нас в связи с нашей потерей ценного для нас, которое мы уже никак не сможем восполнить – это неодолимая потеря.

Любые беды, какие бы они ни были, не являются бедами сами по себе. Они беды только потому, что являются бедой для меня! Событие само по себе просто событие, оно никакое, оно просто «вот», «это», «такое», а бедой оно становится только тогда, когда нечто происходящее является для меня недопустимым, неприемлемым, нежелательным, непереносимым. Я чего-то не могу принять, с чем-то не могу смириться, что-то не могу допустить: мне без чего-то (или с чем-то) невозможно быть и жить, некие обстоятельства моей жизни оцениваются мною как невозможные.

И тогда я всеми силами хочу этого избежать, это отменить, этого не знать: я сопротивляюсь происходящему и терплю неминуемое поражение. Почему? Да потому, что мы не можем отменить нечто свершившееся – все, что произошло, так же неодолимо, как стихия, как Солнце, как вращение Земли, как смерть.

И тогда вопрос в том, чтобы именно принять эту неодолимость, этот неминучий факт и смочь жить дальше БЕЗ ЭТОГО. Беда нас ставит перед необходимостью именно ПРИНЯТЬ то, что для нас является страшным, невозможным, неприемлемым, недопустимым, непереносимым, нежелательным, -  принять и искать свои собственные силы для того, чтобы жить и выживать без этого.

У сороконожки оторвали ножки. Сороконожка попадает в беду – она непоправимо искалечена, и это уже НАВСЕГДА, на всю ее жизнь. И как бы ни было обидно и жаль ее, ей все равно придется теперь учиться жить вот так, без лапок… если она выберет жить, а не умереть на месте. И она коряво переваливается с боку на бок, пытаясь как-то приспособиться, как-то передвигаться…

Когда я начинаю спорить с неотвратимостью жизни, включая ее неизбежную и неизбывную неизвестность и непредсказуемость, когда я противлюсь произошедшему, происходящему или тому, что произойдет неминуемо, тогда я не просто трачу понапрасну свои силы – если бы только…

Нет, тогда все мои усилия, которые я прикладываю как бы к сопротивлению Миру, на самом деле оборачиваются против меня, но не Миром, а мной же самим. Ибо в Мире мне бороться не с чем, он сам весь – естественный ход вещей. На самом же деле всю свою мощь неприятия и невыносимости для меня происходящего я обрушиваю, сам того не ведая, на самого себя и… размазываю себя так, что вряд ли бы кому-нибудь еще удалось такое со мной сделать.

 

Даже если… хорошо, допустим, что некое происшествие, неприятное для меня, открывает тоннель в мир темных сил. Допустим, что это так. Какая же именно сила  в этом случае открывает этот тоннель? Само ли это событие является отпирающим ключом? Со мной происходит бесконечное множество событий, и тогда нужно либо предположить, что каждое из событий открывает какой-то свой особый тоннель, либо предположить, что есть некая сила кроме самого события, которая и открывает этот тоннель. А какая в событии есть сила кроме самого события? Уж не я ли это сам? Быть может, я в этом событии какой-то особенный, и эта моя особенность является отмычкой для некоего тоннеля?

А какой я в этом, несчастливом для меня, событии? А я в этом событии вот какой – слабый и немощный! Именно этим оно (событие) мне так страшно – тем, что я слабею от случившегося, уменьшаюсь в размере, становлюсь менее значимый и сильный, и мне теперь… страшно жить.

А с чего я вдруг такой немощный стал? А потому, что во мне пронеслась куча образов, и я увидел, что теперь моя жизнь пойдет другим путем, ведь я потерял тако-о-ое, что без этого я теперь не смогу! И дверь в «тоннель темных сил» открывает именно то, какое значение имеет для меня случившееся происшествие, то есть, другими словами, мое к нему отношение. И отношение мое к событию такое, что теперь (когда оно случилось) я считаю себя в чем-то особенно слабым, беспомощным – я чего-то с этим происшествием лишился такого, без чего я НЕ МОГУ.

Вот это мое НЕ МОГУ и является основанием для всех следующих несчастий – они потому и начинают следовать вслед за неким несчастным для меня событием, что в этом событии я вдруг ослабился и не могу «держать» свой Мир. Вот он и начинает теперь рушиться и уменьшается до такого размера, который соответствует моей силе, уменьшается до моего МОГУ – до того Мира, который я могу «держать» самим собой. Ведь каждый из нас живет не просто в Мире вообще, а в том Мире, который собирает и держит собой, сотворяет своими отношениями: не только с людьми, ведь отношение свое я имею ко всему окружающему меня – вот именно своим отношением к тому, что меня окружает, я и сотворяю свой личный Мир. И этот мой личный Мир начинает у меня рушиться тогда, когда я решаю считать себя слабее в чем-то из-за своей потери, немощнее, беспомощнее, беззащитнее…

И всегда в этом есть точка выбора, когда я оцениваю произошедшее, когда я решаю, как оно на меня повлияет и как я теперь буду жить – я принимаю решение, как я буду к событию относиться. Вот в этой точке выбора я решаю, смогу ли я дальше жить или не смогу, как я буду жить дальше. И если я слагаю с себя полномочия влиять на свою жизнь… Когда я слагаю с себя полномочия, тогда у меня нет полномочий. Когда я решаю, что я не могу, тогда у меня нет сил. А когда у меня нет сил жить, тогда мой Мир рушится и я умираю…

 

Совершенно неверно ставить вопрос: «за что это мне?» или «когда же это все кончится?». Когда кончится, тогда и кончится… может быть, и никогда. Есть вот такие условия жизни сейчас, вот и надо исходить из таких условий, и выживать в них, и идти к лучшей жизни, делая ее из самой этой жизни, а не где-то там когда-нибудь при искусственных условиях, которые должны образоваться невесть откуда. Ведь и сами эти условия выращиваются из этой же самой жизни и этих вот обстоятельств – других нет.

Нет смысла и вредно думать о количестве навалившихся бед. Ибо это значит заниматься не теми вопросами – не решением тех проблем, которые и привели к этим бедам, а жаловаться и сетовать (когда мы думаем о количестве навалившихся бед и о том, как бы было хорошо, если бы… – этим самым мы сетуем и жалуемся) непонятно на кого и непонятно кому, оставляя необходимые действия за кадром своего внимания.

В жизни есть единственно необходимое действие в любых обстоятельствах, какие бы ни происходили, – это жить. Помнить и вспоминать, что Я ЕСТЬ, я живу и жить мне нужно всегда, что бы ни происходило со мной.

И тогда не так важно (несмотря на то, что хотелось бы иного), что именно происходит, когда я занят собой и своей жизнью: тогда я не делю жизнь на беды и радости – она тогда для меня цельное полотно моей жизни, она вся моя целиком, со всем, что есть в ней, и все, что в ней есть – все мне нужно, ибо все это моя жизнь.